В морозном воздухе все звуки кажутся усиленными стократно. Стук колёс поезда, шелест крыльев какой-то птицы, одинокий странный скрип будто бы когтей по будто бы стеклу.
Да, я полуночник. В который раз выхожу покурить на улицу, посидеть в тихом уголке, где дым от сигареты поднимается довольно высоко, прежде чем быть размытым ветром. То есть, там тихо, а значит, не так холодно
И опять столько в голове... ><
"Многие дружбы и браки распадаются потому, что вместо проявления заботы друг о друге партнёры используют друг друга как средство борьбы со своей изоляцией." Ирвин Ялом

Довольно распространённая, попытка избежать экзистенциальной изоляции, – это слияние, размывание границ собственной личности, растворение в другом человеке. Сила тенденции к слиянию была продемонстрирована экспериментом с подпороговым восприятием, в котором фраза «Мы с мамой одно целое» мелькала на экране так быстро, что испытуемые подростки не могли сознательно воспринимать её. Однако она влияла на их самочувствие (они чувствовали себя лучше, сильнее, увереннее) и даже приводила к улучшению результатов поведенческой терапии курения, полноты и подростковых правонарушений.

Один из величайших жизненных парадоксов заключается в том, что развитие самосознания усиливает тревогу. Слияние рассеивает тревогу самым радикальным образом – уничтожая самосознание. Человек, который влюбляется и переживает блаженное состояние единства с любимым, не рефлексирует, поскольку его одинокое сомневающееся "Я", порождающее страх изоляции, растворяется в «мы». Таким образом, человек избавляется от тревоги, теряя самого себя.
Мы – существа, ищущие смысл. Биологически мы устроены так, что наш мозг автоматически объединяет поступающие сигналы в определённые конфигурации. Осмысление ситуации даёт нам ощущение господства: чувствуя себя беспомощными и растерянными перед новыми и непонятными явлениями, мы стремимся их объяснить и тем самым получить над ними власть. Ещё важнее, что смысл порождает ценности и вытекающие из них правила поведения: ответ на вопрос «зачем?» ("Зачем я живу?) даёт ответ на вопрос «как?» («Как мне жить?»).
Поиск смысла, как и поиск счастья, возможен только косвенным путем. Смысл является результатом осмысленной деятельности. Чем настойчивее мы ищем его, тем меньше вероятность, что найдём. О смысле у человека всегда больше вопросов, чем ответов. В терапии, как и в жизни, осмысленность является побочным продуктом дел и свершений, и именно на них терапевт должен направлять свои усилия. Дело не в том, что свершение дает рациональный ответ на вопрос о смысле, а в том, что оно делает ненужным сам вопрос.
Этот экзистенциальный парадокс – человек, который ищет смысл и уверенность в мире, не имеющем ни того, ни другого, – обладает огромным значением для психотерапевта. В своей ежедневной работе терапевт, который стремится искренне относиться к своим пациентам, испытывает постоянную неопределенность. Столкновение пациентов с неразрешимыми вопросами бытия не только ставит перед терапевтом те же самые вопросы, но и заставляет его понять, что переживания другого неуловимо интимны и недоступны окончательному пониманию.
В самом деле, способность переносить ситуацию неопределённости является ключевой для профессии психотерапевта. Хотя публика может верить, что терапевты последовательно и уверенно ведут пациентов через предсказуемые стадии к заранее известной цели, на самом деле такое бывает редко. Наоборот, как свидетельствуют эти истории, терапевт может часто колебаться, импровизировать и вслепую нащупывать путь. Сильное искушение достичь уверенности, идентифицировавшись с определённой идеологической школой или узкой терапевтической системой, часто приводит к обманчивому результату: предвзятые мнения могут препятствовать спонтанной, незапланированной встрече, которая необходима для успешной терапии.
Эта встреча, составляющая самую суть психотерапии, является заинтересованным и глубоко человечным контактом двух людей, один из которых (обычно это пациент, но не всегда) страдает больше, чем другой. Терапевт выполняет двойную задачу: он является и наблюдателем, и непосредственным участником жизни пациента. В качестве наблюдателя он должен быть достаточно объективным, чтобы обеспечивать необходимый минимальный контроль за процессом. В качестве участника он погружается в жизнь пациента, испытывает на себе его воздействие и иногда меняется благодаря встрече с ним.